ПАРАДОКСЫ ОБЩЕСТВЕННОГО ДОВЕРИЯ

В табл. 1 приведены ответы респондентов на традиционный вопрос о доверии основным государственным и общественным институтам. Нетрудно видеть, что за полгода оценки почти всех общественных институтов изменились, причем большинства из них – весьма существенно. Достаточно вероятным выглядит предположение, что причиной этих резких изменений стали выборы и референдум, а также предшествующая им агитационная кампания. На рост доверия президенту повлияли, по-видимому, не только горячие призывы "правильно" проголосовать на референдуме, но и сам выбор: часть избирателей проголосовала, руководствуясь принципом "А кто вместо него?", хотя людям свойственно приписывать сделанному ими выбору более высокие мотивы.

В изменении индексов доверия за полгода можно проследить и определенную закономерность: эти индексы повысились у институтов, достаточно тесно связанных с главой государства, особенно у правительства, Национального собрания и Центральной избирательной комиссии. Впрочем, на уровень доверия парламенту и ЦИК могли повлиять предвыборная кампания и самое голосование: если избиратель решает идти на выборы, то, объясняя этот шаг самому себе, он наделяет избираемый орган некоторым доверием хотя бы авансом.

По сравнению с июнем 2004 г. произошло также снижение индексов доверия ко всем структурам гражданского общества: независимым исследовательским центрам, негосударственным СМИ, свободным профсоюзам, объединениям предпринимателей и оппозиции. По-видимому, снижение доверия именно к оппозиции произошло под влиянием официально объявленных результатов выборов и референдума. Люди, не слишком ангажированные в политику, в этой самой политике обычно предпочитают быть с победителем. Поэтому оппозиция в нынешний момент осталась только со своими верными, убежденными сторонниками. Впрочем, скорее всего на доверие и оппозиционным партиям, и другим институтам гражданского общества повлияла массированная предвыборная и предреферендумная официальная пропаганда, значительная часть которой как раз и состояла в дискредитации этих структур.

Президент не только де-факто и де-юре является центром государственной системы Беларуси. На уровне общественного сознания он оказывается как бы "источником" легитимности всей этой системы, доверие к ней обусловлено доверием к нему. Это подтверждают данные, приведенные в табл. 2.

Как видим, существует весьма сильная связь между отношением к главе государства и мнением о значительном влиянии парламента на жизнь респондента. Причем направление этой связи достаточно очевидно – от президента к парламенту. Доверие главе государства порождает и доверие законодательному органу, если не сформированному президентом, то ему послушному. Даже если респондент и не очень четко представляет себе, как именно принятые парламентом законы влияют на его жизнь, он как бы переносит свое доверие президенту на подчиненные главе государства институции. Так сказать, если А. Лукашенко все делает правильно, то и его подчиненные – тоже (по крайней мере, обязаны).

Этот механизм перенесения имеет достаточно общий характер, подтверждением чему служат данные табл. 3, где сравнивается отношение доверяющих и не доверяющих президенту к различным общественным институтам.

Как видим, доверяющие президенту прямо-таки лучатся доверием и ко всем остальным государственным институтам, а также институтам, так или иначе связанным с президентом. По-своему символично, что после главы государства самое высокое место в их иерархии доверия занимают государственные СМИ, опережая даже традиционно уважаемые в Беларуси православную церковь и армию. В значительной степени именно эти, пользующиеся высоким доверием сторонников президента СМИ, и формируют у них "правильную" картину мира, прививая, воспитывая доверие и к иным государственным институтам. Позитивное отношение к главе государства и государственным СМИ органически сочетается с недоверием к нелюбимым ими независимым профсоюзам, негосударственным СМИ и особенно – к оппозиции.

При переходе к группе не доверяющих президенту мы видим едва ли не зеркальную картину. Эта группа находится под сильным впечатлением от октябрьского голосования – особенное, просто заоблачное недоверие вызывают у них пропрезидентские партии и ЦИК, которых в обычное время, вообще говоря, не видно и не слышно. Но и иные, связанные с главой государства институты, получают от не доверяющих ему солидную порцию недоверия, причем в первую очередь – самые близкие президенту, так сказать, организационно – правительство и "вертикаль".

Вместе с тем более тщательное сравнение индексов табл. 3 показывает, что иерархии доверия доверяющих и не доверяющих президенту все же не совсем зеркально симметричны. Не доверяющие президенту не доверяют не только государственным и иным институтам, связанным с президентом, – они не доверяют и почти всем институтам гражданского общества, в той или иной степени президенту противостоящим. Иерархия индексов у не доверяющих президенту вообще сильно скошена в сторону недоверия вообще: наибольшим доверием пользуются у них независимые исследовательские центры, однако индекс доверия к ним (+0.233) гораздо меньше, чем индекс доверия к государственным СМИ у доверяющих президенту (+0.728). И наоборот, не доверяющие президенту почти тотально не доверяют и пропрезидентских партиям (–0.805), в то же время со стороны доверяющих президенту недоверие даже к оппозиции менее единодушно (–0.667).

Из табл. 3 следует, что некоторые институты гражданского общества (правозащитные организации, свободные профсоюзы), а также католическая и протестантская церкви, которые трудно назвать опорами А. Лукашенко, вызывают у не доверяющих главе государства даже большее недоверие, чем у доверяющих президенту.

Иными словами, не доверяющие президенту (по крайней мере значительная их часть) не испытывают доверия и к структурам, независимым от него и противостоящих ему, короче, не доверяющие президенту не испытывают доверия ни к чему и ни к кому.

Эта ситуация оказывается весьма похожей на российскую, описанную год назад Д. Фурманом и К. Каариайненом в статье "Я доверяю президенту. Трансформация социальной поддержки власти в постсоветской России" (www.nes.ru/public-presentations/Papers/furman-1-ps-13-11-03.pdf). Процитируем некоторые выводы, сделанные российским и финским исследователями на основании данных российских опросов: "При снижении доверия к президенту происходит не рост, а снижение доверия к другим институтам, которые, таким образом, оказываются не альтернативными объектами доверия, а как бы зонами, куда доходит или не доходит свет из главного и едва ли не единственного источника – доверия президенту. Они "светят отраженным светом". Если доверие к президенту особенно сильно, оно в какой-то мере распространяется и на иные институты, но если человек и президенту не доверят, то он уже чаще всего никому и ничему не доверяет…Недоверие к президенту – это не доверие к кому-то другому, а общее недоверие к обществу и миру, общее недовольство ими и своим положением, "мизантропия"…Большинство не доверяющих – не приверженцы какой-либо партии и политической идеологии, а просто "отчужденные" люди, "ни во что не верящие" и пассивные".

Сравнивая эти выводы с данными табл. 3, можно заметить, что в Беларуси группа не доверяющих А. Лукашенко в известном смысле "лучше", чем группа не доверяющих В. Путину в России. У белорусов, не доверяющих президенту, есть все же некие, хотя и не очень сильные "магниты доверия" – независимые исследовательские центры и СМИ, да и оппозиции эти люди доверяют больше (точнее, не доверяют меньше), чем те, для кого кумир – А. Лукашенко. Тем не менее, сходство ситуаций в Беларуси и в России налицо.

Подтверждением того, что значительная часть тех, кто не питает симпатий к А. Лукашенко, совсем не обязательно являются сторонниками классической демократии, служат данные табл. 4.

Право законодательного органа назначать правительство – классический принцип парламентской демократии. По-видимому, излишне напоминать, что существующая в Беларуси политическая система, мягко говоря, далека от реализации этого принципа: парламент не обладает не только правом формировать правительство (что делало бы Беларусь парламентской республикой), но и многими другими правами, присущими законодательной власти в странах цивилизованного мира.

Тем не менее, как видим, каждый второй опрошенный считает необходимым наделить парламент правом формировать правительство.

Данные табл. 4 показывают, в какой степени это мнение связано с отношением к действующей власти. Такая связь налицо, но ее трудно назвать очень сильной – противники президента в большей степени готовы поддержать классический принцип парламентской республики, но и больше половины приверженцев главы государства (больше чем в среднем по выборке) придерживаются такого же мнения.

Не исключено, что значительная часть опрошенных просто не очень четко представляет себе, что означала бы для Беларуси реализация этого принципа, возможно некоторые сторонники президента просто "клюнули" на слово "контролировать", тем более, что в заданном вопросе речь не идет о контроле над главой государства. А парламент, мол, пусть контролирует правительство – много контроля не бывает – примерно так могла рассудить часть опрошенных, отвечая на этот вопрос. Тем не менее, обращает на себя внимание, что идея контроля парламента над правительством оказывается в наибольшей степени чуждой как раз людям, в той или иной степени "отчужденным".

Политическая система страны включает в себя оппозицию по крайней мере де-факто. И люди, не желающие избирать ни представителя власти, ни представителя оппозиции, а тем более люди, вообще не желающие голосовать, в той или иной степени от существующей политической системы отчуждены. Но, как видим, не потому, что эта система для них недостаточно демократична – по меньшей мере основной принцип парламентаризма им чужд в существенно большей степени, чем даже приверженцам авторитарного правителя.

Нередко исследователи и политики, анализируя рейтинги президента, в том числе и рейтинги доверия, по умолчанию записывают ответивших на соответствующий вопрос "нет" в противники А. Лукашенко, по крайней мере, потенциальные. При этом оппозицию нередко упрекают в том, что она по своей бездарности не способна привлечь на свою сторону этих людей. Однако данные табл. 3 порождают серьезные сомнения в том, может ли кто или что-либо привлечь значительную часть не доверяющих президенту, в частности, какая бы то ни было общественная сила. Допустим, оппозиция "плохая" и поэтому их не может привлечь. А правозащитные организации? А свободные профсоюзы? А католическая и протестантская церкви? Они тоже настолько плохи, что вызывают у не доверяющих президенту столь сильное неприятие? Может быть, дело не столько в этих институциях, сколько в отношении к миру этих людей?

Весьма вероятно, что "людей отказа", говоря словами Г. Маркузе, или "отчужденных людей", говоря словами Д. Фурмана и К. Каариайнена, в принципе не может привлечь на свою сторону никто и ничто.

Кстати, то, что все же могло бы привлечь, вероятно, должно носить характер, далекий от демократии: эти люди не доверяют обществу в целом, и соблазнить их можно только перспективой мести всему этому обществу.

Разумеется, не все не доверяющие президенту – "отчужденные люди". Например, среди не доверяющих ему уже сейчас 29.5% доверяют оппозиции. Однако именно из-за наличия значительной доли "отчужденных людей" консолидация не доверяющих президенту имеет довольно низкий потенциал – всех невозможно консолидировать в принципе.

Отсюда следует важный вывод: успех перемен невозможен, если в лагерь оппозиции не перейдет (не будет привлечена) значительная часть нынешних сторонников президента, тех, кто сегодня ему доверяет.